Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Из-за океана. Открытие литературного сезона Дуэк-центра Бруклинской библиотеки (Нью-Йорк)

 

Новый сезон курируемых Аллой Ройланс русскоязычных программ в Дуэк-центре Бруклинской библиотеки города Нью-Йорк стартовал 7 сентября запуском проекта под названием «Трансатлантическая матрица». Идея его внешне проста и отсылает к таким весьма популярным циклам московских клубов как «Антифон», «Полюса» и «Поколения»: совместное выступления двух авторов, отличающихся друг от друга по некоторому признаку, в данном случае – расположением страны проживания по ту или иную сторону просторов Атлантики. То есть один из выступающих – представитель «местного» литературного пространства, второй – «гость» из-за океана. Таким образом, «Трансатлантическая матрица» перекликается также и с геопоэтическими проектами, активно развиваемыми в России Игорем Сидом и Вадимом Месяцем.

Ноу-хау «…матрицы» – распределение ролей сообразно выбранному признаку отличия. Внешне это также выглядит очень просто: один из сидящих на сцене – «гость», второй – представляющий его местной публике «хозяин», в обязанности которого входит подать «гостя» как можно более полно и интересно. В подобной ситуации особенность конкретного вечера, в том числе его успешность, практически целиком зависит от подбора пары. Первую из них, дебютную, образовали два поэта: «гость» Игорь Иртеньев и «хозяин» Бахыт Кенжеев, с 1982 года живущие по разным берегам океана представители одного поколения московского андеграунда – вступавшего в литературу во времена действия студий Игоря Волгина и Кирилла Ковальджи. И не смотря на то, что судьба так развела их, как и у большинства ровесников, их первые книги вышли в «тамиздате», а активно печататься на родине они начали после рубежа 80-90-х.

Надо сказать, что выступление этой пары прошло при полном аншлаге: уже через несколько минут после начала в весьма поместительном зале Дуэк-центра не было ни одного свободного места. И, судя по царившей в зале атмосфере, публика на Иртеньева/Кенжеева собралась на редкость информированная. В основном просили читать стихи, и было видно, что стихи эти практически все хорошо знают. Дело дошло до того, что Иртеньеву подали из зала листок с его собственным текстом – с просьбой прочитать, что он и осуществил, заметив, что и сам хотел, но еще не успел этого сделать. Попросили почитать и Кенжеева, удовлетворившего эту просьбу озвучиванием текстов Ремонта Приборова (было видно, что все в зале знакомы с этой литературной маской Кенжеева) – из книги, по его словам, существующей в одном экземпляре.

Понятно, что почти каждая прочитанная Иртеньевым строчка сопровождалась дружными взрывами смеха. И надо отдать должное Кенжееву, начавшему мероприятие разговором о том, чем отличается ирония от сатиры, и затем, по ходу дела постоянно возвращавшегося к вопросу о том, что же такое ирония и в чем сила стихов «серьезного» поэта Игоря Иртеньева. Коротко обозрев историю русской поэзии, присутствующие пришли к выводу, что первым истинным иронистом в ней был Козьма Прутков, что поэты вообще делятся на имеющих чувство юмора и нет (Пушкина отнесли к первым, а Лермонтова, Тютчева, Фета – ко вторым), а вершиной отсутствия в русской поэзии чувства юмора было объявлено творчество Надсона. 

Вообще дискуссия не имела академического характера. Говорили просто, но, что называется, от души и явно по делу: о том, что сатира предполагает наличие злости, чего в помине нет у Иртеньева, о том, что она часто вовсе не смешна и занята выявление отдельных недостатков, тогда как юмор просто веселит, высмеивая все подряд. Что же касается Иртеньева, то он не только сумел пересмеять всю русскую поэзию, но и высмеять все мироздание, и прежде всего – себя в нем.

Лучше всех сказал сам Иртеньев: ирония подразумевает задействование при отражении действительности «сложной системы зеркал». Понятно, что подобная «система» задействуется всегда, когда речь идет об истинной поэзии, поскольк у любая истина многозначна и неуловима для конечного выражения. Однако иронист как бы подчеркивает наличие этой «системы зеркал», не сглаживает, а выпячивает парадоксы жизни, нарочито противопоставляя лежащее на ее поверхности и скрытое в ее глубине.

Здесь уместно вспомнить, что поэтика Иртеньева складывалась в эпоху постмодернизма, и в ней с легкостью обнаруживаются такие его характерные черты как стирание границ между элитарным и популярным, массированная ирония и не менее массированная центонность. Однако прав Артем Скворцов, утверждающий, что «творчество Иртеньева – удачная попытка преодолеть постмодернизм его же средствами» (желающие могут ознакомиться с текстом Скворцова здесь: http://www.irteniev.ru/misc.php3?id=00000005). От себя добавлю, что это можно сказать и в отношении других авторов поколения Иртеньева, равно как и о большинстве из поколенияи самого Скворцова, часто именуемом постпостмодернистами. Речь идет о смене иронии на самоиронию – в сочетании с ощущением, что, цитируя строки самого Иртеньева, в качестве крайне важных приведенные Кенжеевым, надо «Вселенского зла выходить супротив. В обнимку с вселенским добром».

Мне запомнился один эпизод, имевший место в ходе разговора Иртеньева с залом – уже к концу вечера. Кто-то из публики, обращаясь к нему, начал фразу: «А вы уверены…», и он, не дослушав, резко прервал говорившего словом «Нет!». Вот в этом и заключается сила поэзии Иртеньева – в убежденной неуверенности в значимости любых окончательных формулировок, решений и действий, вкупе с уверенностью в том, что в мире есть добро и зло, и необходимо активно защищать добро, напоминаю – «Вселенское». Недаром на вопрос «есть ли что-либо святое для вас в этой жизни» он ответил словами Юза Алешковского: «святого у меня до хуя».

Когда Иртеньев читал стихи «на злобу дня», бросалось в глаза, что они пронизаны неверием в возможность реальных социальных изменений и скопившиеся в сознании людей представления о путях их осуществления: «Завтра настанет нам полный кирдык, полагаю», «Ведь за окном все та же осень. Ну разве минус пубертат», «А может, не стоит ту сталь закалять? Оставить как она есть», «Они, сынок, и есть народ – В него ты не ходи» и так далее. При этом герой Иртеньева активно ходит на митинги, участвует в выборах и все такое. Он, этот герой, ощущает, что социальные проблемы – что-то вроде верхушки айсберга, но выявлять этот «айсберг» – не его дело. Его дело – быть со всеми, в гуще всего, против «вселенского зла» и за «вселенское добро», дело же его автора – используя «сложную систему зеркал», вызывать здоровый очищающий смех, напоминая о непреходящей парадоксальности жизни – как отдельного человека, так и всего человеческого сообщества.    

Я «просто стихоплет», – так сказал о себе Иртеньев, заканчивая недолгий разговор с залом о том, что можно назвать «текущим политическим моментом». Да, конечно, кому как не иронисту понимать, что поэт – не пророк или учитель, а человек, пишущий стихи в эстетике, соответствующей его личности. Этим он, как писал еще Маяковский, и интересен. А русскоязычный Нью-Йорк можно поздравить с началом нового литературного сезона и нового, обещающего быть интересным проекта.

 

Людмила Вязмитинова 

 

Из-за океанаОткрытие сезонаДуэк-центрИртеньевКенжеевВязмитинова 

05.10.2013, 5999 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru