Красный квадрат и пространство поэзии
Поэзия любит прятаться, пропадать без вести, не иметь адреса, а иногда становится невероятно общительной и объявляется в изысканных кафе французского Просвещения, удивляя своей неисчерпаемой силой.
Я пришла в «Жан-Жак» на Никитском бульваре, 12. Французские сыры, итальянская моцарелла и трюфельный соус на тарелках. Первый зал набит битком. Я прохожу во второй зал, отделенный от первого невидимыми дверями, здесь тоже почти все столики заняты, но мне удается сесть сбоку, рядом с Юрием Цветковым, на месте, занятом его интеллигентными очками. На стенах нет ни одного пустого уголка, на котором глаза могут остановиться, отдохнуть, дать волю воображению. Красный квадрат захватывает всю поверхность и превращается в единственный фон вечера, а зеркала его отражают, умножая, кроме красных стен, движения зала. Голоса веселых компаний, сидящих в первом зале, проникают на территорию чтения (второй зал), воспроизводя непрерывные колебания воздуха. Кафе насыщено шумом и разговорами, которые оживляют другую картину, я вспоминаю интерьеры кафе парижских бульваров, запечатленные импрессионистами и выставленные в Музее изобразительных искусств.
Во втором зале заинтересованные лица, друг с другом знакомые, собрались в маленьких кружках за столиками. Наконец, я замечаю поэта, который, в черной рубашке с корейским воротником, выделяется аскетической внешностью и естественной приветливостью.
Открывается новый цикл «Культурной Инициативы», каждый вечер посвящается любимому поэту, так утверждают организаторы, из них первый – Дмитрий Веденяпин. Он стоит среди столиков, держит в руках записную книжку, в ней, видимо, список стихов, который он собрал под названием «Автобус уехал». Начинает читать наизусть из сборника «Стакан хохочет, сигарета рыдает». Хохочет действительно и болтает какой-то стакан в другом зале, кто-то, несомненно, заказал американо, а в этом зале собирается все больше людей, уже стоят у входа, образуя некую звукоизоляционную стену, так как постепенно шум голосов заглушается до нуля, а голос поэта остается, читает и в какой-то момент поворачивается к маленьким сыновьям, сидящим за его спиной, призывая их к тишине.
Продолжает читать громким и внятным голосом, с торжественностью литургии, проступают детали из Рима, оживает пейзаж из Иерусалима, обретает интонацию русский лес, звучит книжно-культурный или разговорный ритм речи. Он убеждает всех, что зазеркалье поэзии и есть наша реальность, результат особого соглашения между слушателями и поэтом, когда исчезает ощущение времени, внешнего мира, и поэту удается привлечь внимание каждого, вести с ним разговор наедине, сделать так, чтобы стихи обращались лично к нему и присутствующий забыл о тех, кто сидит рядом, забыл о французских и итальянских сырах, об официантах. Одна женщина встает и продолжает слушать стихи стоя, с полузакрытыми глазами. В таких случаях я всегда удивляюсь, насколько сегодня живо в России восприятие поэзии вслух, а в Италии, кажется, этого все меньше и меньше.
А еще в этот вечер мне вспомнились стихи итальянского поэта Нанни Балестрини, который говорит, что публика поэзии любит именно её [поэзию],
она [поэзия] всегда считает себя приятной,
она любит бардак ради бардака
она доказывает что черное – это белое
она обожает бегство вперед.
lei che si trova sempre così simpatica
lei che ama il casino per il casino
lei che si arrampica sugli specchi
lei che adora la fuga in avanti
Поэт читает стихотворение Hôtel de Russie «Зал Стравинский», посвященное «замечательной переводчице и человеку, Катерине Грациадеи», которая (соглашаюсь) человек уникальный и тончайший переводчик русской поэзии на итальянский. То ли последнее, то ли мне так кажется, запечатлели в памяти следующие строки нового стихотворения:
Осторожней с мечтаниями – вот, что я понял
К своим ста пятидесяти – могут сбыться.
Философское замечание об опасности исполнения мечтаний напоминает о том, что у человека нет врагов, кроме него самого, а также об иллюзорности наших представлений о счастье. Если мы и спотыкаемся в жизни, то только о самих себя.
Некоторые вещи просят на бис, «Маяк» и «Заветные сказки для детей и юношества», публика радуется, а поэт выглядит смущенным. Но бисы призваны постепенно вывести поэта из красного квадрата и восстановить необходимую дистанцию между реальностью и пространством поэзии.
Элиза Бальони
P. S. Благодарю Марину Ариас-Вихиль за проверку русского текста.
12.06.2016, 4557 просмотров.
