Дополнительно:

Мероприятия

Новости

Книги

Презентация книги Василия Бородина «Пёс» (М.: Русский Гулливер; Центр русской литературы, 2017)

Космическая скорость преображения

Вечер стихов Василия Бородина 28 мая в музее-квартире А. Н. Толстого начался довольно неожиданно: все мы знаем, какими бывают обычно предваряющие чтение стихов фразы, но в данном случае предисловие поэта было весьма длинным и содержательным. Он говорил о важности для себя этой книги, в каком-то смысле задуманной как итоговая (на данном этапе, будем все же надеяться), о том, что настоящие стихи увеличивают плотность культурного пространства — над осмыслением чего, мне кажется, предстоит еще думать, ибо что значит увеличивают плотность? Это совсем неочевидно, ибо тусклый банальный смысл роста количества написанных текстов — явно мимо…

И о том, что хорошее стихотворение, независимо от того, кто его автор, Федерико Гарсиа Лорка или Денис Крюков, — в некотором смысле не меньше всего остального огромного множества стихов, всей поэзии вообще. Тоже мысль нетривиальная и требующая как минимум интерпретации.

Поскольку и мне приходило в голову нечто подобное, я рискну предложить возможное осмысление этой формулы: преображение мира в прекрасном стихотворении величина неизмеряемая, неисчислимая, не могущая быть больше или меньше. Это окно, выход, открытость. Если эта открытость есть — ее не может быть нужно больше или еще одну. Она просто есть.

Что же касается читанных и петых автором стихов (под гитару и аккомпанемент Вадима Месяца на варгане), то лучше я скажу про саму книгу, которую можно наверно назвать поэмой. Поэма «Пёс», где в полном масштабе, без скидок решается задача представить прошлое, настоящее и будущее как целиком и безусловно присутствующее сейчас. Тем самым устанавливаются единство мира и неуничтожимость наличного бытия. Поэма «Пёс» — по сути, картина, движение присутствует в ней по способу его присутствия в живописи. В поэме есть и глаголы (в небольшом количестве и самые простейшие), и нельзя наверно сказать, что их роль вспомогательная — хотя в сравнении с яркостью других частей речи они чаще всего почти незаметны — но автор прекрасно умеет обходиться и без них:

московская ночь —
начало ночи —
осенняя ночь
лёгкие колтуны облаков
синие звёзды и блеск травы
белые фонари
рыжие фонари
чуткая тишина
дыхание тишины
тишина
так красива и так нежна
синяя тишина
и никому не нужна
робкая тишина
долгая тишина

(«московский осенний закат…»)

Дело все же не в этом, а в том, что даже когда и есть глаголы, ничего никуда не движется, но всё заполняется светом. Бытие, темнота и свет — и тишина — из этих элементов состоит мир. Мир, в котором мы бессмертны.

* * *

как бумажный фонарик бессмертный
мы побьёмся о дождик слепой
станем старше и станем бессмертны

песню пой
звёзды встанут над скошенным полем
дымкой круглою обведены:
позади — перейдённое поле

тишины

Эпическое полотно вселенной очень простое, как «Звёздная ночь» Ван Гога. Я говорил о яркости существительных и прилагательных, и все же существительные в подавляющем большинстве — самые обычные слова, и когда будет составлен словарь этой поэмы, мы поразимся скромному числу слов и частоте повторения слов ключевых, из которых соткано мироздание. Земля. Тишина. Листва. Огонь. Свет. Поле. Ночь. Дождь. Старик. И т. п.

Что же делает эти слова волшебными, что позволяет им объять и подарить нам космос? Это соединение сдвигов ритмических со сдвигами смысловыми — неожиданность и гармония тех и других. Подлинность этой гармонии скреплена авторской интонацией, и даже там, где суть сходства явлений непонятна, не возникает ощущения произвольности этих связей.

поезд шёл
и в чае сахар сник
река стряхнула солнце, а
созвездия стрижей
немного сдвинулись назад —
как бы сгорел дневник

            («и я прощения просил…»)

Так вот, о внезапности сдвигов.

* * *

я иду по следам впечатлений отца
небо серое отражено
в длинном озере то есть понять до конца
никому ничего не дано

но в искусстве стараешься быть чуть грубей
чем внутри сердца и головы
так мельчайший ярится всегда воробей
вырвать крошку у целой москвы

Или:

вот идут девочки
пó две, пó три
лет двадцати —
двадцати пяти
в огромных очках
в суровых оправах
так глупы и нелепы
так красивы и так нежны
и никому не нужны

но небо видно им
в любой пространственной точке
почти ядовитое
почти золотое — как нимб, как рай
а они идут мимо
пустого кафе
смотрят в мертвенные экраны
и гонят пальцем
друг дружкины фотопортреты
с выигрышной светотенью
с недоумением в глазах

…чувак! может быть, ты
думаешь
что твоя родина — это Россия
нет, твоя родина — ложь и смерть
просто ложь и смерть
вглядись в любое
собственное слово и дело
что ты там видишь?
ложь и смерть

                («Московский осенний закат…»)

Это то, что можно назвать скоростью преображения материала, материи, скоростью огромной, космической, но попробуйте повторить такую скорость — получится пародия, комизм. А здесь, где «Пёс» — гармония и подлинность.

Не стану говорить о новаторстве поэмы. Потомки разберутся. Явление целого мира, мира как целого — редчайший случай не только для поэзии, для человеческого свершения вообще. Слово, не нарушающее тишины мира. Это оно и есть.

меркнет иглами золото ходит в траве
тишина тишина

           («Я иду по следам впечатлений отца…»)

Алексей Родионов

Музей-квартира А. Н. Толстого 

15.06.2017, 1935 просмотров.




Контакты
Поиск
Подписка на новости

Регистрация СМИ Эл № ФC77-75368 от 25 марта 2019
Федеральная служба по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций

© Культурная Инициатива
© оформление — Николай Звягинцев
© логотип — Ирина Максимова

Host CMS | сайт - Jaybe.ru