
* * *
Красота в нерастаявшем
 сугробе у магазина,
 в напряженных губах
 женщины в автобусе.
 В тревоге, разлитой
 между людьми.
Красота в апрельском солнце,
 еще холодном.
 В незнакомом голосе
 птицы в лесу.
 В ручейке, который
 не остановишь.
Красота в том, что ты не ушла.
 Ты растворилась в настоящем.
 Сжигаешь мне сердце
 Медленно, но верно.
* * *
Почти что ночь. Ишь ты!
 Какие крылья у белки!
 Мы целовались трижды,
 переводили стрелки.
После которого года
 будет который год.
 В свете трехзначного кода
 меркнет двузначный код.
Губы твои невзрачны.
 Воздух за ночь остыл.
 Сделаться однозначным,
 Правильным и простым.
* * *
Одиннадцатая линия будет черной,
 опояшет весь город,
 перечеркнет все цвета,
 и даже название у нее
 не линия, а контур.
 Сейчас от нее один кусок,
 а по нему снует поезд 
 от Каширской до Каховской
 и обратно.
 В 
 сначала две или три станции,
 я так и не был в нем,
 уже 20 лет скоро,
 как я не был в Болгарии.
 А на днях мы ездили в Нижний,
 там метро, две линии.
 Но мы катались 
 две станции,
 с Московской на Горьковскую
 и с Горьковской на Московскую.
 Многие станции в Нижнем
 называются так же, как в Москве:
 Пролетарская, Чкаловская, Комсомольская.
 Еще там в метро жетоны,
 а в центре жетона дырка.
 Папа мой не любит слово «дырка»
 и всегда поправляет — «отверстие».
 Вот, в центре нижегородского жетона
 просверлено отверстие.
 Еще в Нижнем музей паровозов, кремль
 и канатная дорога в Бор.
 Так мы и снуем
 с одного берега на другой,
 по канатке, метромосту
 и просто в утлом суденышке.
 И в середине у нас отверстие.
* * *
Выйдешь замуж за шахматиста —
 загонит тебя в цугцванг,
 уедет играть в Линарес,
 оставив тебя одну.
Выйдешь замуж за шахматиста —
 зевнешь в дебюте коня,
 пожертвуешь качество,
 получишь проигрышный эндшпиль.
Выйдешь замуж за шахматиста —
 приснится тебе Ботвинник,
 сквозь толстые стекла очков
 назовет своей балериной.
* * *
В каком месяце есть устрицы,
 в каком — целоваться в уста,
 знает только Заратустра,
 и то, пока башня его пуста.
Подержи у себя мой вализ:
 я опять за межой. Меня заждались
 мыло за сантик, вода за два
 в карточном домике, сбитом из
 древесностружечной плиты.
 А ты в панельном, в каменном ты.
В чьем чемодане прячешь ты
 свои подлинные слова
 в городе Грозного, Долгорукого, Калиты?
* * *
Физические нагрузки и на дачу броски —
 лучшее средство от уныния и тоски.
 Вскапывать землю, корчевать пни —
 отличный способ скрасить грустные дни.
Еще подходит «Клинское старое ямское»,
 но оно ушло вместе со старой тоскою,
 а новое «Клинское» ни в какие ворота не
 лезет. Так что топим теперь тоску в белом вине.
А может ну его? зачем топить в 
 Мятный чай, валерьянка, холодный душ —
 И ты, как вол на стогнах, как вилы, воткнутые в стог,
 а не дрожишь на ветру, как пожелтевший листок.
Но иногда пробьет тебя ледяная дрожь,
 пойдешь по лесу и не туда завернешь.
 И нервы натянутся как трос в Останкинской башне.
 И станет страшно, станет очень страшно.
* * *
на Мясной Бульварной
 собрали все листья
 даже желуди
 нечего есть кабанам и свиньям
на Скотопрогонной
 потушили весь свет
 горят только могилы
 Калитниковского кладбища
на Воловьей
 встали трамваи вереницей
 дальше идем пешком
 следующая станция Бойня
* * *
Между нами стена
 в полтора кирпича.
 У меня палетот
 c чужого плеча
 и с неведомых ног порты.
 Во всем виновата ты.
 Когда Рогожка стала
 Площадью Ильича,
 ты стащила
 бутылку вина
 с пьедестала.
Между нами Школьной
 и Вековой леса,
 Трудовой роща,
 заросли Библиотечной,
 факельные шествия,
 дурные голоса.
 Яко тать в нощи
 я иду от тебя
 дорогой млечной.
* * *
мы сидим с тобой в кафе «Огонек»
 и в глазах у тебя горит огонек
 а в руках у тебя шампур шашлыка
 далека ты от меня далека
мы идем с тобой по ночной тишине
 ты смеешься со мной улыбаешься мне
 то ли в Серне были то ли в Огах
 только ночь темна, а мы на ногах
мы ползем с тобой к твоему Вернаку
 через лес и речку через строку
 чтобы утром твою визитку вдруг
 обнаружить помятой в кармане брюк
* * *
Есть такой город — Злин.
 я 
 то ли 
 На сцене играл ансамбль
 народные песни,
 а у меня был диск
 Ленки Филиповой,
 и я эти песни знал.
 И я вышел на сцену
 спеть одну из песен
 и думал, что будут хлопать.
 Но хлопали 
 или даже не хлопали вовсе.
 Может, я плохо спел.
 Может, оттого,
 что город был Злин,
 а может, просто они
 не любят русских.
 Конечно, от русских
 одно расстройство,
 а тут пиво, кнедлики и колено.
 Столько раз просыпался
 в разных гостиницах,
 шел на завтрак,
 пил апельсиновый сок.
 И в Злине, наверное, пил,
 Но больше нигде не пел,
 а теперь и петь некому.
10.06.2019, 2262 просмотра.