Андрей Макаревич
У Юза внутри был идеальный камертон. Такое бывает очень редко — это не то, что можно приобрести или развить с помощью занятий: он или есть, или его нет. И всё, что Юз говорил, писал, пел — выстраивалось по этому камертону. Жить с такой штукой непросто — любое соприкосновение с пошлостью, бездарностью доставляет страдание. А Юз, сохранив этот инструмент, прожил долгую красивую жизнь.
Земля пухом.
Сергей Гандлевский
А лет десять назад в сильный зной шли по Тверскому бульвару Юз Алешковский, его близкий друг Александр Горелик и я, по обыкновению, с собакой. Было довольно безлюдно. Внезапно пыльные кусты отцветшей сирени зашевелились, и оттуда показался мужик на четвереньках, видно уже опохмелившийся. Он перевёл взгляд с моего бульмастифа на нас, обомлел и, не вставая, попятился с сиплым возгласом, обращённым к своим невидимым в густых зарослях сотоварищам: «Мать твою, это же Юз!»
Вот это признание!
Но не меньше такой славы меня восхитило, когда годы спустя оказалось, что Юз не обмолвился о своём триумфе на Тверском бульваре даже собственной жене, да, кажется, и сам не придал случившемуся особого значения!
Светлая и благодарная память!
Алексей Цветков
Не могу сказать безоговорочно, что мы с ним были друзьями, а то ведь сразу на ум приходят шеренги посмертных друзей Высоцкого, каждый с томом собственных мемуаров. Но мы, конечно же, были приятелями, и для меня каждая встреча с ним была радостью — надеюсь, что хотя бы отчасти и для него.
Мы с Юзом обычно жили вдали друг от друга. У него в Коннектикуте я побывал лишь раз, и то проездом, а реальные собрания за столом обычно проходили в Вермонте, где в ту пору в Норвиче располагалась известная летняя школа русского языка. Кто знает, не даст соврать: это был
Потом я надолго отбыл в Европу, но он появлялся и там, посещая Мюнхен и мой дом в том числе. Он прозвал меня Цветонием за мои тогдашние усилия написать нечто вроде хроники древнеримской жизни — усилия оборвались, кличка осталась.
Он тогда уже не пил, берёг здоровье, пить приходилось одному мне, но он был из тех редких собеседников, с которыми разница в выпитом не чувствуется. В его трезвости всегда была доля необходимого безумия, которая эту разницу стирает.
Когда годы спустя я возвратился в Штаты, у меня было два настоятельных плана: съездить ещё раз в гости к нему и к Лосеву. Но я тянул, потому что ездить привык на машине, вдали от метрополий там другие методы плохо работают. Машины у меня не было, были старенькие чешские права, по которым в прокате вряд ли выдали бы. А однажды ночью позвонил Саша Стесин и сказал, что Лосев, которого я собирался посетить первым, умер. И я суеверно испугался и уже перестал собираться к Юзу. Была ещё одна невстреча, когда он вроде бы появился в «Самоваре». И я тщетно бегал по обоим этажам небольшого в сущности ресторана: «Да вот же, только что сидели с Барышниковым за тем вон столиком». Не нашёл. А теперь уже и бегать, и ездить бесполезно, и никто уже не обзовёт Цветонием — да я никому и не позволю.
Умирать несправедливо.
27.03.2022, 877 просмотров.
